СМЕРТЬ ДЕМЕНЕВА
Было решено произвести экспроприацию железнодорожной кассы на станции Усолье, но так как самого главного боевика Штейникова теперь уже не было, то дело это поручили Деменеву.
Он уехал в Усолье один, ибо рассчитывал там на по мощь нескольких местных рабочих, связанных с давыдовцами.
Было утро, от воды широко разлившейся Камы воды подымался легкий теплый пар. На станции было в этот час только шесть мастеров да пять, жандармов.
Поставив двух часовых у входа в вокзал и захватив одно го с собою, Деменев ворвался в жандармское помещение. Два жандарма спали, двое играли в шашки.
Скомандовав «Руки вверх!», Деменев схватил со стола небольшой, обитый железом ящик и, приказав жандармам лечь на пол, хотел было разоружить их, но в это время сзади послышался стук; распахнулась дверь, и вошел пятый, вернувшийся откуда—то жандарм. Увидев двух вооруженных людей и товарищей, лежащих на полу, он с криком отскочил назад, захлопнув за собою дверь. Выбежав на перрон, он дал выстрел в воздух.
Деменев понял, что дело плохо, что сейчас поднимется настоящая тревога, и не рискнул тратить время на разоружение стражников. Выстрелив в одного из них, он бросился бежать. Но едва он распахнул дверь, как стражники повскакивали и, через открытое окно выбравшись на перрон, перерезали ему дорогу. Остановившись на углу, они открыли по беглецу частый огонь.
«Ничего,—подумал Деменев,—вот мы сейчас вам покажем!»
Он начал отстреливаться, озираясь по сторонам: он не понимал, куда могли деваться его товарищи. Но уже через несколько мгновений он понял, что товарищей нет. Очевидно, испугавшись перестрелки, невыдержанные и не закаленные в схватках помощники бросились бежать кто куда.
Тогда Деменев, которому пора было уже думать о спасении, бросил тяжелый ящик. С трех сторон путь ему был перерезан, оставалась только одна дорога —за пакгаузы.
Пробежав немного, он понял, что попал в ловушку, ибо впереди, насколько хватало глаз, была только вода и вода, широко разлившаяся по полям. С гладкой как лист поляны он отстреливался до тех пор, пока одна из пуль не пробила ему грудь. Тогда он упал вниз лицом. Теряя сознание, судорожным зажимом пальцев вырвал клок росистой травы и стиснул его так, что зеленая травяная кровь капельками потекла на землю.
Потом пальцы разжались — и он умер.
Бомбы были на исходе, и Алексей то и дело торопил рабочих завода, замедливших на этот раз давно обещанную доставку условленного количества.
— Нет никаких сил, Лексей Иванович,—отвечали ему с завода.— Слежка такая, что до уборной без чужих глаз не дойдешь. Только примешься за работу, станешь обтачивать, глядишь, мастер идет. «Ты что такое, сукин сын, делаешь? Почему не своей работой занят?» — и так это подозрительно он смотрит, что беда прямо.
К счастью, мастер заболел, слег на несколько дней. Поставив в проходах наблюдателей, несколько рабочих быстро принялись за дело. В то время, когда один обрезал кусок газовой трубы до нужного размера, другой делал винтовую нарезку, третий просверливал закрышку и…
Работали быстро, сосредоточенно, то и дело оглядываясь по сторонам.
— Эх, мать твою!..—зло сплевывая, проговорил один и начал обертывать тряпицей порезанный в спешке палец.—Вот и кружись тут, как черт в колесе. Того и гляди, что влипнешь за других! Хорошо им… ушли в лес —ищи, свищи их, как ветра в поле, а тут: придут домой и заберут тебя голыми руками. Тут тебе и тюрьма, тут тебе и каторга, а дома — баба да четверо ребятишек — один одного меньше!
— Мы не поможем, так кто же поможет? — процедил сквозь зубы другой.
— Против помощи никто не говорит. Да все без толку! Я один, может быть, уже десятую бомбу вытачиваю а польза какая? Мало что—то пользы видно, беспокойства хоть отбавляй! Арестовывают людей, выгоняют целыми десятками. Про Ваську слышали?
— Что?
— Письмо прислал. Сказывает, всех ребят, которых отсюда уволили, ни на один завод не принимают. Так и говорят: «Александровцы — бунтовщики, вешать вас, сукиных детей, надо! Нету для вас работы!» Управляющий будто телеграмму дал по всему Уралу, чтобы, значит, гнать александровцев отовсюду в шею!
За дверьми раздался свист. Запыхавшись, вбежал мальчишка—подросток и крикнул:
— Управитель идет… Управитель идет, ребята!
Быстро набросали недоделанные бомбы в ящики с разным железным ломом и застыли на своих местах.
Управляющий вместе с приставом вошли при всеобщем молчании. Негромко разговаривая, они медленно прошли вдоль станков, иногда останавливаясь то около одного, то около другого рабочего.
Их пропускали подчеркнуто вежливо, на вопросы им отвечали коротко и четко.
Остановившись возле крайнего станка, как раз там, где только что точились бомбы, управляющий сделал рабочим знак, чтобы подошли.
Через минуту возле него образовалась большая куча. Управляющий был, по—видимому, настроен хорошо или по крайней мере старался казаться таким.
— Ребята,—начал он,—ну как живете? Не надоела вам вся эта волынка, а ну сознайтесь по правде?
Ребята молчали, как бы не понимали, о чем идет речь.
— Я спрашиваю, неужели вам не надоела эта канитель? —Управляющий развел руками, и голос его сделался соболезнующим и грустным.—Ведь вы подумайте, а позор—то какой! Какой позор!.. Жили честно и мирно, а теперь что — разбойникам помогаете? Вы думаете, я слепой? Разве я ничего не вижу? Ну скажите, пожалуйста,’ и зачем вы с этими грабителями связались? Ну скажи хоть бы ты?.. Управляющий ткнул пальцем в одного из рабочих:
— А, ты не связывался, и другой не связывался, и третий не связывался, так что же, по—вашему, я с ними связывался или, может быть, он? —Управляющий махнул в сторону сочувственно покачивающего головой пристава.— Вот прошлый раз бомбу кто—то в квартиру бросил? А для чего, спрашивается, бросили? Ну хорошо, бомба только рояль и стены попортила, а если бы она, сохрани боже, меня убила… что тогда было бы?
Управляющий повысил голос:
— Я вас спрашиваю, скоты вы этакие?.. Думаете, прекрасно завод без управляющего остался бы? Да вам бы такого другого прислали, что от него небо в овчинку показалось бы! Виданное ли это дело, чтобы управляющих убивать?..—Он остановился, покраснев и захлебываясь от негодования. Помолчал и, пересилив себя, начал опять ласково:
— Да и за что меня убивать, посудите сами, ну что я кому-нибудь сделал? Граммофон для вас из своих средств купил, каждый год жена для ваших ребятишек елку устраивает… подарки там, разные орешки, коробочки, пряники… Чего же вам еще надо?
— Чтобы вы все передохли, сволочи! —раздался вдруг резкий голос из толпы.
Тотчас же толпа забурлила, началось движение, послышался общий гул не то одобрения, не то негодования. Кто именно крикнул, определить нельзя было.
— А, вы вот как? Значит, вот что,—пятясь к выходу, злобно взвизгнул управляющий,— ну хорошо, хорошо, мы с вами будем по—другому разговаривать! Мы будем по—другому!..
— И мы тоже! —крикнул кто—то в ответ.
Едва управляющий и пристав скрылись, как недоделанные бомбы были снова извлечены из ящиков, и работа закипела еще более лихорадочным темпом.
Теперь тот самый рабочий, который порезал себе палец и крыл почем попало давыдовцев, ввинчивал крышку, бормотал, стиснув зубы:
— А! Ты так… подарки, коробочки? Чтоб вы подавились своими коробочками! А ты спрашиваешь, зачем помогаем? Не тебе ли, лысому черту, помогать прикажешь? — Он ввинтил крышку, быстро отер со лба капли крупного пота и, передавая бомбу товарищу, сказал резко:
— Моя уже готова!